В лондонском театре "Олд Вик" большой популярностью пользуется новая постановка "Вишневого сада" А.П. Чехова в переводе Тома Стоппарда.

Спектакль, поставленный Сэмом Мендесом, после успеха на Бродвее переехал из Нью-Йорка в Лондон.

Любители Чехова, которым в прошлом году удалось посмотреть "Иванова" в новой версии Стоппарда, не знали, что ожидать от его "Вишневого сада". Тот спектакль изобиловал современным лексиконом, юмором, неожиданной трактовкой сцен.

На этот раз действие начинается с выхода Лопахина в костюме мелкого предпринимателя наших дней. Остальные персонажи одеты в стиле начала прошлого века, однако двубортный пиджак вовсе не выглядит на этом фоне анахронизмом. Напротив, естественным кажется то, что у "нового хозяина" и одежда новая.

Впрочем, надень Саймон Расселл Бил даже рубаху с кушаком, это не помешало бы ему блестяще сыграть свою роль. Его Лопахин не оставляет равнодушным никого. Когда он произносит свое знаменитое "Я купил", публика ахает.

Как бы ни относился зритель к идее вырубить сад и пустить землю под дачи, насколько вульгарно ни вел бы себя выскочка-бизнесмен, расшвыривающий стулья с криком "За все могу заплатить!" - по ходу спектакля в зале становится все больше его сторонников. Об этом можно судить и по реакции зала, и по разговорам в фойе.

Возможно, дело тут в уважении к людям, занятым реальным делом, в неприятии безответственного отношения к собственности. Если так, то понятно, почему в Англии многие считают Чехова своим драматургом.

Новый Чехов?

Настроившись на эксперимент в духе "Иванова", скоро понимаешь: у нынешней постановки "Вишневого сада" другая цель. Ее создатели явно не стремятся к тому, чтобы осовременить Чехова, понимая, что он в этом не нуждается.

Спектакль - качественно сделанный и в меру оригинальный - не дает ответа на естественный вопрос: зачем нужна еще одна версия пьесы?

Том Стоппард, человек, без которого невозможно представить себе современный театр, рассказывает о стоявшей перед ним задаче.

Би-би-си: Вас давно интересует русская тема: достаточно вспомнить "Чайку", "Иванова" и ваш собственный "Берег утопии". Что побудило вас к ней обратиться, двигаясь от радикальных течений 19 века к кризису начала 20-го?

Т.С.:Не могу сказать, что причиной тому послужило какое-то определенное событие - так уж вышло, что этот интерес рос во мне многие годы. Я вовсе не пытаюсь выдать себя за эксперта по русской литературе, однако у меня сложилось особое чувство к ней и к русскому театру, и я намеренно не задаю себе вопроса, почему это так.

Би-би-си: Как вам пришла идея взяться за перевод "Вишневого сада"?

Т.С.:Сэм Мендес, решив поставить пьесу, попросил меня сделать новый перевод. В английском театре часто бывает, что режиссер хочет работать с собственным текстом. Это нетрудно понять: в таких случаях переводчик и пьеса становятся частью репетиций; можно задавать вопросы, вносить всевозможные поправки. Книга, взятая с полки - готовый вариант, поэтому режиссер чувствует себя менее свободным в попытках по-своему интерпретировать Чехова.

Переводчик, я считаю, работает на конкретную постановку. Мы с Мендесом долго обсуждали текст, иногда он ставил под сомнение какой-нибудь кусок, и я объяснял, что имею в виду. Несколько раз актеры спрашивали у меня, в чем смысл той или иной реплики. В целом это неплохая идея - поручить перевод драматургу, а не лингвисту.

Би-би-си: В вашей версии немало фирменных шуток. Получается, вам хотелось не остаться незамеченным, а придать Чехову новые черты - современные, английские, свои собственные.

Т.С.:Отнюдь - ни того, ни другого, ни третьего делать мне не хотелось.

Я старался не нарушать приличий; речь ведь идет о классике, и здесь не нужен ни я, ни кто-либо другой для того, чтобы увести пьесу в новом направлении. С "Ивановым" я обошелся гораздо более вольно. Это первая пьеса Чехова, он писал ее совсем молодым, а мне, когда я за нее взялся, было 70. Можно сказать, что мой собственный опыт драматурга придал мне смелости.

Но ни с "Чайкой", ни с "Вишневым садом" я ничего подобного себе не позволял. Главной целью было как можно точнее передать намерения автора. И, конечно, приходилось думать о том, как перевести шутки - ведь шутки у Чехова есть, и для него важно было, чтобы публика смеялась. Я вовсе не собирался лишать его тень смеха зрителей, целиком заслуженного.

Би-би-си: Речь героев в вашем переложении своеобразна: там есть все - от почти современного языка до вычурных старомодностей. Это попытка следовать чеховскому стилю?

Т.С.:Следовать ему в диалогах было бы довольно трудно - ведь в русском по сравнению с английским гораздо больше форм обращения, разнящихся по степени формальности. И дело тут не только в отсутствии местоимения "ты" - нюансов, которые не передать, множество.

На мой взгляд, все богатство взаимоотношений персонажей в русском тексте адекватно перевести невозможно, и поэтому английский Чехов зачастую выглядит слишком однородным. Вообще же говорить о каких-то обдуманных решениях при переводе сложно - по большей части это процесс интуитивный. Только потом видишь: ага, здесь вышло так, здесь - эдак. Но если вы считаете, что мне удалось отразить различия - классовые, возрастные - в речи персонажей, то я польщен.

Би-би-си: Зачем вам понадобился Шекспир? В оригинале его нет.

Т.С.:Чехов, как вам известно, очень увлекался Шекспиром и нередко к нему обращался.

Я пытался отыскать середину между лингвистически точным переводом и текстом, который будут произносить актеры - причем сегодня, век спустя после появления оригинала. Полагаю, через несколько лет и моя версия покажется устаревшей.

Любопытно еще вот что: как драматург я чувствую, когда в моих пьесах та или иная реплика принимает окончательный вид. В переводе же законченность - всегда иллюзия. Можно написать что-то и пойти спать счастливым, а наутро проснуться и понять: все надо переделывать.

Переводить Чехова - удовольствие, в котором я не могу себе отказать. Самое трудное - сюжет, персонажи - уже сделано автором; переводчик отвечает лишь за то, чтобы придать всему этому форму, сделать текст произносимым. А это наиболее приятная для меня часть. Иногда бывает так, что после долгих размышлений находишь фразу абсолютно верную и понимаешь: это уже ни за что не изменить. Одним словом, перевод - очень близкое мне по духу занятие.

Но, знаете, если говорить о театре, это - искусство весьма прагматичное, практическое; теория здесь ни при чем. В театре важно одно - как воспринимают пьесу зрители. С их субъективным мнением не поспоришь, и это главное.

bbc.co.uk